«Шах и пат»: Построят ли мигранты в Сибири таежный халифат (Часть 3)
Спецкор «КП.ру» Дмитрий Стешин отправился в Тюмень и Сургут — разобраться, насколько верны слухи и страхи, что нефтегазовые регионы России подминают под себя приезжие.
«Из 16 квартир русские остались в четырех»
Наш самолетик нарезает широченный круг над тундрой, окружившей Сургут. Летчик как бы показывает внешнюю бесплодность и неказистость этих бесценных земель.
Под крылом все серо-зеленое с редкими желтыми пятнами — это засыпанные песком куски болот, площадки, на которых стоят нефтевышки. В конце октября здесь уже настоящая зима с сугробами и поземкой. Меня встречает мой читатель и местный житель Леша Тарасенко.
Он харьковский, шутит в письме: «Второе название нашего ХМАО — Хохло-Мансийский автономный округ, украинцы осваивали эти земли». Но в реальности сейчас здесь идут совсем другие процессы — по данным Карнеги-центра, с 1990 по 2015 год здесь на 70% выросло количество выходцев из Средней Азии.
В 2,4 раза — выходцев с Северного Кавказа, в 2,1 раза — из Азербайджана. Таможенный союз снял еще часть преград для мигрантов. Кладу сумку в багажник Лешиной машины и вижу, что в нем уже лежат спальник, валенки, ватник, лопата и вязанка березовых дров. Леша перехватывает мой взгляд:
— В прошлом году под Ханты-Мансийском у меня выдавило прокладку двигателя. Я спальник на себя надел, веревочками подвязал и пошел. Минус 52 тогда было. Быстро подобрали, у нас так принято…
У входа в аэропорт стоит группа машин с киргизскими номерами, это блатные бомбилы, «отстаиваются», ждут чего-то. Раньше на этих местах стояли русские, но все меняется:
— Я в пригороде Сургута вырос, в поселке Солнечный, в четырехэтажном доме. И как-то решил посчитать, сколько в доме русских осталось — из 16 квартир только 4 — русские или украинские семьи. Остальные — уже Кавказ и Азия.
Они сами заселились, бац — через месяц к ним Мага приехал. Обжился, работу нашел, съехал. Вместо Маги приехал Артурчик… Я когда там появляюсь, со мной все эти приезжие здороваются, а я их и не помню — там такой калейдоскоп лиц был в моем подъезде!
— Чего едут-то?
— А думают, что тут тундра вареньем намазана. Я на промплощадке пять лет слесарем отработал, зарплата — 40 тысяч, квартальная премия — еще 10 тысяч. А в газетах пишут, что у нас обычная зарплата — 76 тысяч, но это средняя температура по больнице.
Температура, может быть, и средняя, но такое бешеное жилищное строительство, как в Сургуте, я видел только в Москве в середине 2000-х.
Леша выгружает меня у гостиницы «Обь», и я с удивлением вижу: вокруг три десятка кафе-халяль, банкетные залы «махачкала-стайл», чечено-ингушский культурный центр с неоновой вывеской «Вайнах».
За пыльными стеклами этого общества — старики, с утра до ночи играющие в нарды. В километре сияют сквозь метель золотые купола центральной мечети.
Встречные прохожие не местного вида, но почтительно уступают мне дорогу, скорее всего, из-за моей черной бороды с проседью и шапочки, похожей одновременно на монашескую скуфейку и на тюркский фес, — другого объяснения я не нашел.
Страх и ненависть в тундрине
Пока я добирался до Сургута, на одном из известных сибирских интернет-ресурсов появилась душераздирающая заметка с заголовком «В лесу обнаружена плантация с мигрантами! Ходят, как саранча, и все собирают!».
Любая поездка в этих краях — минимум 200 километров туда и обратно. Выехал я в Тундрино затемно, остановился на полпути у фермерского ларька, забитого дарами природы, жмурился от снега и пил кофе, разглядывая товары. Два стакана кедровых орешков — 150 рублей. Спросил у продавщицы, чего так дорого.
— Неурожай шишки в этом году.
— А правда, что у вас мигранты тут из лесов все выметают подчистую?
Продавщица изобразила лицом полное непонимание вопроса, и это был любопытный знак. Такое же удивление я встретил и на лице главы поселения Тундрино Манарбека Бакытовича Жумабаева.
Хотя, как я вычитал в той заметке про «плантацию с мигрантами», еще за неделю до моего визита в глуховатое село приезжала из Сургута целая комиссия экологов и чиновников из природоохраны и по итогам даже устраивалось собрание местных жителей на тему «как спасти наши заповедные леса».
Ну забыл про это глава, бывает. Может быть, не освоился еще в Тундрине полностью. Приехал в 2003-м из Казахстана работать агрономом, совхоз развалился, пришлось делать карьеру в администрации.
Я не сдавался и сказал главе, что в заметке были указаны реальные лица, например Мария Мещерякова, председатель совета ветеранов, и сейчас я к ней съезжу пообщаться.
— Конечно, съездите! — Манарбек Бакытович на глазах начал истекать радушием. — Но дам вам добрый совет. Она — женщина немного не в себе, не знает, например, как в интернет фотокарточки засовываются. Будьте осторожны — может наговорить всякого.
Я проехал еще пяток километров до села Высокий Мыс, в котором жили, можно считать, настоящие аборигены — потомки спецпереселенцев — кулаков и вредителей. Их заселили в эти дикие места в 30-х годах прошлого века. Мария Александровна оказалась рулевым-мотористом на пенсии, исходила всю Обь вдоль и поперек на судах «река — море».
В чистенькой кухоньке домика-пряника у нее имелся работающий ноутбук с модемом, и надо полагать, она знала, что такое интернет. Она нашла мне человека, который сам видел конфликт с мигрантами — «чтобы не было кривых пересказов».
Ну и походя рассказала, что всю жизнь здесь жили отрезанные от внешнего мира, но в 2011 году к ним проложили шикарную асфальтовую трассу — и окрестные леса начали буквально потрошить.
Ну ладно сургутские, это местные, еще можно было как-то пережить, но с конца лета действительно стали завозить мигрантов автобусами…
Местный краевед и писатель Юрий Иванович Березкин все-таки разговорился со мной, я перехватил его на пустой лесной дороге, он шел в библиотеку:
— Шишка пошла. Шишки мало в этом году, а шишка — людям серьезное подспорье. И тут смотрим — на опушке опять автобусы стоят, десяток! Рейсовые! Наши мужики схватились за стволы — и туда.
Начали стрелять, хорошо, что у них карабины охотничьи, нарезные, не дробь или там картечь: никого не задели, только попугали, разогнали.
— Как-то вы остро отреагировали…
— А как? Не рассчитан наш бор и болота на такой поток людей. Тем более если все до дна выгребать такими толпами.
Тут собеседника прорывает:
— Достали уже! Мне отец в детстве говорил: помяни мои слова — в каждой деревне мечеть стоять будет.
— Ну, у вас нет мечети…
— У нас храм мусульмане ремонтировали. Что, мы своих не могли найти? И я заметил — они на территорию храма заходят и плюют. Я им говорю: «Чего делаете? Я в мечеть захожу, не плюю, а вас кто научил?» Они: «Э-э-э, тэбэ показалось!» Ну судя по тому, что плеваться перестали, не показалось мне.
Мирское после веры
По-настоящему в Сургуте рвануло в этом году, 19 августа, когда бывший охранник Артур Гаджиев пытался поджечь торговый центр, резал ножом прохожих и в конце концов был застрелен сотрудником полиции.
Почти трое суток от властей не было никаких внятных комментариев. Полиция и ФСБ задерживали друзей Гаджиева, почти у каждого была найдена в доме экстремистская литература…
Рустам, имам-хатыб одной из местных поселковых мечетей, считает, например, что в этой истории «экстремизм притянули за уши»:
— Бабушку он ждал, снимающую большую сумму денег. А потом крыша протекла. Но на самом деле хорошо, что ваххабитов нашли в этой истории — их хоть почистили-погоняли, жить стало спокойнее.
Рустам знает, о чем говорит. Он уже лет пять в жестком клинче с местными исламскими экстремистами, и жгли его, и угрожали… И он не отступался. Но ничего хорошего от будущего Рустам не ждет и считает, что «обломки ИГИЛ* будут заходить на Север открыто»:
— Попытаются занять мечеть. Им нужно легитимное место для проповеди. Под этот шумок либо муфтии продаются, либо имамы — по-разному…
— Салафитов можно опознать во время молитвы?
— Стоят, ноги широко расставив — первый признак. Короткие штанишки вышли из моды. Когда сидят во время молитвы, пальцем указательным трясут — считают, что так «побивают шайтана». Сразу вопрос к шайтану: он их обойти не может? Или голову под этот палец подставит? Но большая часть открыто свои взгляды не выражает.
— Много народа уехало в ИГИЛ?
— Даже из нашего городка люди учатся в Марокко, но назад не приезжают, они уже в федеральном розыске. По моему мнению, много уехало, потому что это отследить сложно.
Удивительное мнение, но Рустам считает, что во всем происходящем нужно винить самих себя и в первую очередь — исламское духовенство.
— Он имамом стал и почему-то думает, что ему сразу должны дать дом, машину и нести деньги, много денег, а он станет их считать. — Рустам делает характерный жест, будто пересчитывает «котлету» (пачку долларов). — Коран почитал и на этом свободен. Не так должно быть.
— А как?
— Вера должна быть на первом месте. Я себе помощника такого верующего долго выбирал. Он у меня год в вагончике жил, и только потом, когда я понял, что за человек, помог дом ему построить. Только в таком порядке. Сначала вера — потом мирское.
Это не комсомольские бригады из 60-х
Сургут как специально генерировал «хайповые» межнациональные новости. Сутки все обсуждали скандал в фитнес-клубе «Платинум», куда не пустили заниматься двух кавказцев.
Они записали обиженное видеообращение, в первый же день его посмотрели 15 тысяч человек. Даже по некачественному видео было понятно, что кавказцы «тревожные» и хамоватые, особого сочувствия в Сургуте они не нашли.
И в фитнес-клубе мне неофициально сказали, что кавказцев они заворачивают через одного. Почему? «Вести себя не умеют, к девушкам пристают, на замечания быковать начинают, а мы теряем клиентов — люди не хотят быть с такими рядом…»
Я хотел какого-то обобщения происходящего, выводов, ответа на вопрос «что делать?»
В Сургутском универе, на кафедре политико-правовых дисциплин, у меня состоялся какой-то совершенно пустой разговор с доцентом Василием Мархининым.
Притом что на сайте кафедры висел опросник, из которого получалось, что 65% жителей Сургута видят межнациональную и межрелигиозную ситуацию критической или близкой к критической, но меня все равно продолжали убеждать, что все хорошо.
Больше всего меня поразило, что эксперт спокойно сравнивает отборные комсомольские бригады 60–80-х годов и безграмотную молодежь из кишлаков XXI века. В итоге мой командировочный сюжет закольцевал депутат Думы ХМАО Виктор Сысун:
— Социологи, близкие к власти, считают, конечно, что все в норме. Отработали «резню 19 августа», задержали пять человек — все сотрудники охранных предприятий. А я на заседании комиссии сказал, что, проверяя ТОЛЬКО охранников, мы упускаем, например, шиномонтажников.
— Шиномонтажников?
— В 2014-м сотрудник шиномонтажки, выходец с Кавказа, застрелил чиновника, который пришел к нему с предписанием освободить незаконно занятую землю. То есть у него было оружие и он готов был его применить.
— Что же делать?
— По-другому взглянуть на них и на стратегические регионы, подобные нашему: их нужно делать закрытыми. Потому что, по официальным данным, в 2015 году на территории Югры было завербовано в ИГИЛ 80 человек.
Я тогда на одном из заседаний напомнил коллегам: «Вы понимаете, что эти люди знают всю нашу инфраструктуру?». Они знают, как въехать в округ, как выбраться, знают расположение объектов.
Поймите, вот здесь взрывать бомбы в скоплениях людей нет смысла, здесь главные объекты атаки — магистрали. Экономический ущерб от этого даже оценить невозможно.
Я не думаю, что ситуация патовая, но время упущено. Главное — не перегнуть палку. Убежден, что эти вопросы должны быть в постоянном поле зрения и в первую очередь правоохранительных органов, чтобы у нас не получилось как в Европе.
Мнение эксперта
Роман СИЛАНТЬЕВ, религиовед, профессор МГЛУ:
Имамы подрывались на своих же бомбах прямо в мечетях
— Я регулярно бываю в Тюменской области, Ханты-Мансийском и Ямало-Ненецком округах. Ситуация там сложная, но уже не настолько, как 10–15 лет назад. Во-первых, с ваххабитами стали бороться вплоть до закрытия их мечетей, как это было в Новом Уренгое.
В этой мечети имамом был некий Исомитдин Акбаров, бежавший из Узбекистана, его разыскивали за терроризм.
Это не помешало ему получить российское гражданство. Мечеть эта быстро стала ваххабитским центром чуть ли не всероссийского масштаба. Но у властей Нового Уренгоя нашлась воля ее закрыть. Многих выдавили за пределы региона, некоторых уже навсегда.
Выезды всяких товарищей в ИГИЛ нам определенно полезны: если гной выходит из организма, зачем ему мешать? Ликвидировать их в Сирии куда как проще, чем в жилых массивах Нижневартовска. Во-вторых, разобрались с мусульманскими структурами — теперь их значительно меньше и все они традиционные.
Ваххабитский муфтият на Ямале, где имамы подрывались на своих же бомбах прямо в мечетях, разогнали. На имамов-традиционалистов давно не нападали, уже лет пять не поджигали и не пытались взорвать их мечети. Что делать дальше? Продолжать работу.
Я постоянно говорю местным чиновникам и правоохранителям: вы должны поименно знать каждого ваххабита и фашиста на своей территории и всеми законными способами минимизировать их число.
Отклики
«От такого бульона любой „плавильный котел” бабахнет»
Уже на первые части публикации о таежном халифате откликнулись сотни читателей «Комсомолки» со всей страны, из Европы и даже Америки… Что четко говорит: проблема мигрантов вовсе не тюменская, не ханты-мансийская, а общероссийская. И даже общемировая. Вот что нам, например, пишут.
Американец:
В США «дешевые» мексиканцы приносят ежегодно убыток в 150 миллиардов долларов. Да, они у нас собирают помидоры за 100 баксов в день — дешевые рабочие. Но их бесплатное лечение в госпиталях и обучение их детей в школах в 100 раз перекрывают все выгоды. А рост преступности требует нанимать больше полицейских. И в каждом офисе нужен переводчик с испанского…
Хилсборо-Каунти, Флорида.
Е-моё:
Может, стоит изучить опыт Испании, ее юга, бывших «оккупированных» исламом территорий. Жесткие законы королевства быстро приводят в чувство религиозных фанатиков: тюрьма или билет в один конец с черной биометкой.
Малага, Испания.
Гостья:
В нашем городе три узбечки долго торговали овощами, фруктами, нашей рыбой. За место не платят, как и за патент, и налоги. Таких лотков в городе 200–300 штук. Как-то одна наша гражданка поставила лоток с конфетами — и ее сразу оштрафовали на 5 тысяч рублей. Наших местные чиновники выжили, а узбечки как торговали, так и остались. Видимо, серьезная крыша. И еще мигранты выжили всех водителей автобусов…
Владивосток.
Мила:
Приглашение мигрантов — разрушение страны изнутри. Надо ужесточить въезд в страну, платить своим рабочим достойно, и рабочих будет достаточно. Уменьшатся убийства, домогательства, криминал.
Майн-Таунус, Германия.
Некто:
Могу сказать про среднеазиатских дворников в Московском регионе. Они сами рассказывали, что при получении зарплаты расписываются за одну сумму, а реально получают на руки меньше. Остальные деньги остаются в домоуправлении. Мигранты живут десятками человек по подвалам с разрешения домоуправления. Теперь понятно, почему предпочитают брать на работу мигрантов?
Дмитров.
Женская логика:
«Котел плавильный» не получится, если «ингредиенты» в бульоне ненавидят и котел, и тех, кто рядом «варится». Долго жили на Крайнем Севере — с каждым годом все больше азиатов рядом. Об их отношении к русским знаем. Мы для них чужие. У них одна песня — вы вымрете, а мы много рожаем, землю вашу займем.
Красноярский край.
Виктор:
Если бы только Тюмень… Во всех крупных городах кто в поликлиниках хозяин? Контингент врачей с купленными на Кавказе дипломами… Дошло до того, что врач не умеет прочитать кардиограмму!
Первая часть: «Таёжный халифат»: опасны ли мигранты в Сибири?
Вторая часть: «Бесконечный поток»: опасны ли мигранты в Сибири? (Часть 2)
*Запрещенная в РФ террористическая организация.
