Иван Филипов
Опубликовано: 13:01, 12 июль 2019
По материалам: znak
Другие новости

Ирина Гехт — о разрухе в челябинской медицине, закрытости минсоца и о том, как все это исправить

Одна из самых известных женщин в челябинской политике Ирина Гехт вернулась в органы исполнительной власти региона, заняв накануне пост первого вице-губернатора и сразу же приступив к работе. За ней закреплена вся социальная сфера региона. Как признается сама политик — задач много, идей много, проблем еще больше. Это и неудавшаяся оптимизация в здравоохранении, и скандалы в социальной сфере, и нежелание чиновников работать в интересах людей. Обо всем этом Ирина Гехт рассказала в интервью Znak.com.

— В Facebook несколько дней назад вы написали, что тяжело было уезжать, но еще тяжелее возвращаться. Почему?

— Когда уезжала, было очень много проектов, идей, планов. И года два точно я вообще хотела вернуться, привыкала к Москве долго. А потом жизнь закрутила в федеральные проекты: это и женская тема, и связанная с развитием сельских территорий… Теперь аналогичные чувства возникли, когда было сделано предложение (вернуться в Челябинскую область. — Прим. ред.). Причем я это осознала гораздо позже. Когда встретились с Алексеем Леонидовичем, очень много говорили про регион, про его точки роста. И тут он вдруг резко прервал разговор и спросил: а что вы планируете? Я рассказала о своем видении. Он сказал: возвращайтесь и давайте сделаем здесь что-то хорошее. С моей точки зрения, это был запрещенный прием, потому что я растеклась в улыбке и потом осознала, что фактически согласилась.

— О каких идеях вы сказали, после которых Текслер предложил вернуться?

— Мы вообще говорили о социальной системе в целом — она очень сложная и интересная. Для меня это своеобразный кубик Рубика, где можно что-то стоящее собрать, интегрировав элементы одной сферы в другую. К примеру, образование в соцзащиту, говоря о детях-сиротах, или же здравоохранение в соцзащиту, применительно к пожилым людям. Когда происходит такая синергия, тогда аккумулируется достаточный ресурс для этого, эффект получается действительно хороший. Например, в свое время готовили проект, чтобы переключить пожилых людей с поликлиник в комплексные центры социального обслуживания, введя ставку геронтолога, создав гериатрические отделения. Тем самым мы бы освободили поликлиники для молодого населения, дав ему возможность прохождения диспансеризации.

— Но ведь на это, наверняка, нужны серьезные средства, которые не факт, что есть.

— Нет, это были бы небольшие средства, но пожилому человеку мы в этом случае предоставляли терапевта, возможность, в случае необходимости, ускоренного направления к узкому специалисту или на госпитализацию, и весь остальной набор мероприятий, которые есть в комплексном центре. Это и реабилитация, и досуговая деятельность, и возможность общения. Кроме того, о социальном контракте мы говорили еще пять лет назад. У нас вся документация готова была.

Ирина Гехт — о разрухе в челябинской медицине, закрытости минсоца и о том, как все это исправить

В здравоохранении — это, безусловно, кадры и решение проблемы их отсутствия. Мы можем бесконечно много ремонтировать поликлиники, строить ФАПы и оснащать их дорогим оборудованием, но если там будет некому работать, то все это будет абсолютно бессмысленно. Поэтому здесь первоочередная задача при всех прочих — это решение кадрового вопроса.

— Но как его решить, если не идут врачи…

— Я думаю, здесь только материальное стимулирование. Есть несколько вариантов. Я думаю, что мы их пообсуждаем. Алексей Леонидович свое видение тоже озвучивал. Это может быть и предоставление жилья в Челябинске после определенной отработки в сельской местности или малом городе три года. Это, на мой взгляд, очень хороший вариант для молодой семьи. По себе могу сказать, что пять лет пролетают очень быстро, а три года — это один миг. У нас есть корпорация жилищного строительства, через которую мы могли бы жилье предоставлять. Минздрав также предлагает для работы в не сильно отдаленных от райцентров территориях предоставлять врачам автомобили и высокую заработную плату. Мы будем искать варианты, смотреть, как это востребовано. Так или иначе, но в течение двух-трех лет мы эту тему должны закрыть. Сейчас также остро стоит вопрос с теми же ФАПами в отдаленной местности, оснащением лечебных учреждений. Пока этого нет, будем организовывать выездные формы обслуживания, на мой взгляд, нужно более активно обсуждать договорные отношения с частными клиниками на выезд туда.

— К частному бизнесу, точнее, вариантам его привлечения, тоже много вопросов. Это и попытка отдать на аутсорсинг скорую помощь в Копейске, и работа «Полимедики» в Челябинске, где также все жалуются на отсутствие врачей и оснащения…

— Знаете, ГЧП от ГЧП отличается. Мы буквально на днях поймали в Челябинской области концессию, которая предлагает нам закупить медицинское оборудование на 2,5 млрд рублей, не решая ни одной задачи в здравоохранении. Все подобные вещи мы будем отныне контролировать.

— Это что за соглашение такое?

— Сегодня его подписание приостановлено. Речь идет о закупке КТ и МРТ для кабинетов лучевой диагностики. Но дело в том, что аппаратов КТ и МРТ у нас достаточно в наличии, надо просто переводить эти кабинеты на другой режим работы, тот же 24/7, обеспечивать их специалистами. Это возможно, и на это не нужно тратить 2,5 млрд рублей. В то же время у нас сегодня не хватает рентгеновских аппаратов, аппаратов УЗИ, бронхоскопов. И это первичней, нежели такое дорогостоящее оборудование еще и с серьезной переплатой, что предлагалось в рамках такого партнерства.

Как одна организация несколько лет контролировала закупку лекарств для всей Челябинской области

Еще раз повторюсь, все подобные вещи мы будем проверять и держать на контроле. ГЧП предполагает качественное оказание услуг частниками, а также выполнение определенных обязательств перед ними государством. И если государство свои обязательства выполняет, дает поток пациентов, к примеру, то от бизнеса требуется именно качественное оказание услуги.

С другой стороны, партнерство с частным бизнесом открывает большие возможности в здравоохранении. К примеру, та же возможность для поликлиник заключать договоры с частными клиниками на оказание определенных услуг. Это абсолютно нормальная практика, в том числе по опыту других регионов. Вообще, здравоохранение сегодня находится в ТОПе тех проблем, которые озвучивают жители региона. Поэтому эти вопросы должны быть решены в первую очередь. Должна быть создана максимально комфортная для людей поликлиника. Это так называемая бережливая поликлиника, которая позволяет оптимизировать все процессы. Опять же — это вопрос кадров. Мы можем оптимизировать потоки, но если там нет узких специалистов, то мы эту задачу не закроем. Поэтому сейчас мы буквально в течение месяца проанализируем ситуацию и начнем выстраивать работу — чтобы люди не ждали возможности попасть к узкому специалисту, а в случае острой необходимости это должно происходить в день обращения в поликлинику.

— ФАПЫ и прочее — это все хорошо, но сейчас очень много нареканий к оптимизации учреждений здравоохранения, в частности — к их укрупнению за счет ликвидации мелких. В итоге закрылись роддома, поликлиники, люди вынуждены из отдаленных населенных пунктов ездить в больницу за десятки километров. То есть фактически доступность медицинской помощи снизилась. Это как раз за последние пять лет.

— В каких-то небольших моментах оптимизация все-таки была правильной. К примеру, когда оптимизировали роддома, понятно, что это вызывало колоссальное недовольство населения. Но там, где родов меньше 300 в год, качество оказания услуг достаточно низкое. И на тот период, когда назрела необходимость, у нас была достаточно высокой младенческая смертность. Сейчас по этому показателю Челябинская область занимает одно из последних мест в России, он действительно очень низкий в последние годы. Это в том числе результат маршрутизации беременных женщин. Мы научились бережно и ответственно подходить к здоровью будущей матери и ее ребенка. Если есть показания — женщина сразу же переводится в перинатальный центр или медучреждение более высокого уровня. Поэтому в отношении материнства и детства это была правильная мера, и, наверное, к ней уже все привыкли.

Итоги оптимизации челябинской медицины глазами жителей региона

А вот что касается первичного звена, здесь, безусловно, оптимизация была не в плюс, потому что это снизило доступность, были сокращены койки. Причем важно, что для жителей сельской местности лечь в больницу и пройти обследование было еще и определенным элементом культуры. Здесь, конечно, важно на базе ФАПов и врачебных амбулаторий вернуть койки дневного стационара, чтобы люди, в первую очередь это пенсионеры, имели возможность пройти там диагностику, профилактику или лечение. Здесь есть поручение Алексея Леонидовича проанализировать ситуацию и внести коррективы. Я думаю, что в течение ближайшего месяца мы тоже озвучим все результаты и решения, которые будут приняты.

Кроме того, в рамках проекта «Демография» будут приобретены автотранспортные средства для доставки пожилых людей на диспансеризацию.

Также недавно общались с представителями «Почты России». Они предлагают в качестве пилотного проекта, причем программное обеспечение уже разработано, оснастить почтальонов планшетами со скрининговой программой. Приходит он к человеку, задает определенные вопросы о состоянии здоровья, программа показывает риски и передает данные в лечебное учреждение, к которому прикреплен человек.

Ведь почтальон — это, пожалуй, единственный человек, который охватывает всю глубинку. Это тоже возможность контроля. Мы сегодня говорим о том, что важно не только лечить, но и профилактировать заболевание. И это хорошая идея.

— Не получится ли так, что передал планшет данные в поликлинику, их там зафиксировали и положили на полку вместе с медицинской картой до того момента, пока пациент сам лично не придет ножками на прием или не вызовет скорую. Ведь у нас, особенно на периферии, врача и соцработника на экстренный вызов иногда не дождаться…

— Это уже другой вопрос, и он тоже проблемный. Но на первом этапе важно все же передать информацию. Это будет сигналом медицинскому работнику посетить пациента. Это еще и определенный элемент заботы, который поможет сделать жизнь человека комфортнее. Ведь на самом деле до глубокого села кроме почтальона мало кто доберется, а тут его жалоба будет оперативно транслирована в медучреждение. Эта мера абсолютно правильная.

В Челябинской области заболеваемость онкологией за 10 лет выросла на 19%

Еще одна мера, мы о ней говорили пять лет назад, но сделано здесь ничего не было: стимулирование медработников при выявлении у пациента онкологии на I–II стадии при тех видах заболевания, где это возможно. Недавно я узнала, что Башкирия буквально в этом году внедрила такой подход. Это реально, это вопрос ответственности и добросовестности медицинского работника в тех же смотровых кабинетах. Вопрос врачебной бдительности. Мы причем здесь говорим не столько о врачах, сколько о фельдшерах, которые работают в сельской местности, в поликлиниках, смотровых кабинетах. Ведь зачастую прием в смотровом кабинете сегодня — это чистая формальность. Мы призываем к более ответственному отношению, в том числе за счет стимулирования.

— Но готов ли бюджет?

— Здесь вопрос приоритетов. Мы всегда считаем расходную часть, но никогда не говорим о положительных последствиях, которые эта мера даст. Может быть, стоит сегодня потратить, чтобы потом вложить меньше. Может, стоит сегодня хорошо накормить ребенка в школе, чтобы потом не лечить его от гастрита в 15 лет. Мы никогда не считаем на шаг вперед. И если мы говорим о заботе, то нужно говорить и о некой системе, не сиюминутном решении, а о долгоиграющей истории, которая даст серьезный эффект и для здоровья, и для системы здравоохранения, и в конечном счете скажется на повышении уровня жизни. Нам давно пора переходить от разовых идей к системным решениям. В противном случае — мы из истории вечных проблем никогда не выберемся. Нам нужно понимать приоритеты.

Мы в последние годы тратили на медицину колоссальные деньги, но все вкладывали в высокие технологии: мы накачали деньгами областную больницу, онкоцентр. Я не возражаю, это правильно. Но при этом обделили второй уровень и первичку, где и обеспечивается доступность медпомощи. Именно поэтому мы получили такой всплеск жалоб.

Люди на себе не ощутили, что там денег стало больше, они ощутили, что на их уровне их стало меньше. Наша задача, ни в коем случае не ограничивая доступ к высоким технологиям, поднять первый и второй уровень, чтобы люди оценили именно доступность медицинских услуг.

Кроме того, надо сегодня вкладывать в общественное здоровье. Это сложная история, но нужно мотивировать людей следить за своим здоровьем, в том числе правильно питаться, вести активный образ жизни. Недавно я прослушала лекцию американца, который объехал так называемые голубые зоны мира — места, где живут долгожители. И первое, что он отметил: все эти люди очень много ходят. И он говорит: в первую очередь в городах должны быть созданы условия, которые позволяют людям ходить пешком, а не ездить на машинах. Когда появятся такие места, парки, люди с удовольствием поставят машины и будут ходить пешком. Наша задача — сделать такие пространства. Та же Наталья Петровна Котова сказала, что ее мечта — это набережная реки Миасс. Алексей Леонидович тоже говорит, что нам нужно благоустройство. Это та самая комфортная среда, которая создает ощущение благоустройства — с одной стороны, а с другой — она положительно влияет на здоровье.

А вообще нам надо начинать с того, чтобы люди сами обращались за диспансеризацией и чтобы те выявленные заболевания все-таки находились на контроле. Сейчас объявлена всеобщая диспансеризация, и это абсолютно правильно.

— Но по той же диспансеризации у нас несколько лет назад получилось так, что медики просто фиктивно накручивали себе результаты, чтобы получить премию…

— Это вопросы контроля, в том числе со стороны фонда ОМС, к которому тоже есть сегодня вопросы и в этой части, и в части финансирования частных организаций.

— А давайте подробнее о территориальном Фонде обязательного медицинского страхования. Какие к нему претензии сегодня есть?

— С моей точки зрения, не было некой логики в принятии решений о финансировании тех или иных вещей. Оно проходило некими волнами. Здесь должны быть выстроены приоритеты в распределении финансовых потоков, кроме того, должен быть дифференцированный подход к медучреждениям городским и сельским. Здесь не может быть каких-то шаблонов, а должно быть ручное финансирование, где-то даже возможность сметного финансирования. Важно мотивировать больницы, чтобы они маршрутизировали тяжелых пациентов и в то же время обеспечивали доступность медицинских услуг.

— Медиков в Троицке и окрестных территориях лишают выплат за выслугу лет. То есть фактически врачи говорят о снижении зарплат. Правильно ли это?

— Зарплаты врачей — это и действия непосредственно руководства больниц, и вопрос к тарифам. Когда в подушевой тариф была отправлена вся диагностика, людей просто меньше стали обследовать. В то же время мы вводили повышенный тариф на малоинвазивную хирургию, мы это стимулировали. Сейчас, когда такого нет, большая часть операций снова делает полостным путем. Это проще и удобнее, но мы должны думать о человеке. Надо пересматривать тарифы. А что касается зарплат — это политика главных врачей. И если зарплаты снижаются за счет снятия доплат за выслугу — это какой-то волюнтаризм. Снимать такие доплаты точно неправильно.

В Челябинской области растет напряжение среди медиков: их массово лишают выплат за выслугу

— Требуются ли сегодня кадровые перестановки в медучреждениях? Может быть, вы запросили уже какие-то отчеты?

— У меня сразу была мысль создать резерв профессиональных кадров, чтобы мы могли легко производить ротацию в тех же больницах. То есть должны быть люди, работающие в этих учреждениях и прошедшие определенную подготовку. Сегодня такого кадрового резерва нет. Задача — создать такой резерв. Ротация должна быть. Невозможно десятилетиями сидеть на одной больнице. Я не к тому, что мы не ценим людей, но движение должно быть, молодежь тоже должна получать возможность приходить на руководящие должности. Поэтому такой резерв нужен.

— Мы много говорим о здравоохранении, а что с образованием, тоже ведь наверняка есть вопросы?

— Да, хотя тут, конечно, все не так остро. Среди проблем — ясельная история. На ее решение нужно 4,5 млрд рублей, здесь надеемся получить какие-то федеральные деньги. Кроме того, это выход на односменное обучение. Здесь, по моему мнению, нужно разрешить вузам набирать школьников. В вузах много пустующих площадей, есть кадры и возможности, они могут сразу готовить для себя абитуриентов. Но тут нужны изменения в федеральное законодательство, будем работать над этим. Как родитель я также считаю, что учебная неделя должна быть пятидневная, потому что то, что есть сейчас, это катастрофа и для детей, и для родителей. Это будем обсуждать. Конечно, это питание детей. Мы на федеральном уровне готовили закон о школьном питании. Сейчас минфин считает расходы по проекту закона о горячих завтраках, поэтому, может быть, это будут какие-то федеральные деньги.

— Как вообще, на ваш взгляд, должно быть организовано школьное питание? Централизованная это должна быть система или нет?

— Все эксперты сходятся, что централизация — благо в данном случае. Это дает возможности снижения цены, лабораторной диагностики продуктов и контроля за качеством приготовленной пищи. Но опять же те случаи, когда в каше или супе находят червяков, говорят о минусах такого подхода. При этом увольняют в таких случаях повара, хотя он готовил обед из той крупы, что ему привезли в рамках централизованной поставки. Это вопросы контроля со стороны учредителя, у нас это Уральский комбинат питания, и вопросы контроля за финансовыми потоками. В этой области, по оценкам экспертов, треть денег в находятся в тени: иногда такие вещи рассказываются, что никогда бы не подумал, что можно так деньги уводить. Но детей хорошо кормить можно и нужно. Вопрос в том, как это организовать. Сегодня эта воля есть, поэтому создадим межведомственную комиссию, которая будет контролировать такие вопросы.

А вот дети и учителя у нас замечательные, в том числе в малых городах и сельских районах. Сельские районы — это вообще уникальная история. Они дают нам победителей олимпиад, высокие баллы по ЕГЭ. Это другие дети, они не зациклены на том, на чем все зациклены в больших городах, а находятся в каком-то творческом порыве. И это очень хорошо. Также я всегда говорю о том, что школы должны давать базовое образование и выполнять воспитательную функцию, а все остальное уже будет нанизываться, как на пирамидку. Острой кадровой проблемы у нас нет в последние годы. Программа «Земский учитель», которая заработает с 2020 года, должна полностью закрыть и эту проблему, и вопрос старения педагогов в сельских районах.

— Переходя к минсоцу. Жалоб много, вопросов много. Система, на мой взгляд, крайне закрытая и какая-то кондовая, что ли. Отсюда и жуткие истории, и недовольство.

— Я благодарна СМИ за резонанс по истории с интернатом в Лазурном. Моя принципиальная позиция — люди, в том числе представители органов социальной защиты, должны понести наказание. Там совершенно очевидно была халатность. Были тревожные сигналы еще за год до трагических событий, но никаких абсолютно мер предпринято не было.

В Челябинске и. о. министра рассказала о детях из интерната, закрытого после ЧП с насилием

— Со стороны минсоца это было замалчивание истории.

— Полностью согласна. Более того, была попытка обвинить детей в том, что они умственно отсталые и что это дети. Но это не так. Семьи в виду притеснения были вынуждены покинуть Челябинскую область. Такие факты недопустимы. До этого было прекращено уголовное дело и фактически затерта история с Кусинским реабилитационным центром, где в 2016 году директор прямо там устроил свадьбу сыну с катанием на инвалидных колясках. Не последовало никаких решений. Я говорю о том, что эта система должна быть максимально открытой.

— Но как ее открыть, ведь мы говорим об учреждениях, где находятся люди с особенностями. Из них не сделать проходной двор. Каков должен быть механизм?

— У нас есть ОНК, которая проверяет колонии. Почему нет таких комиссий в отношении психоневрологических интернатов (ПНИ)? Это учреждения, которые требуют общественного контроля, потому что люди там лишаются дееспособности. То же касается детских домов. Почему бы не открыть их для каких-то фондов, которые, к примеру, состоят в реестре поставщиков социально значимых услуг. Ту же ситуацию в Кусинском реабилитационном центре выявили общественники, которым воспитанники об этом рассказали. Но после этого система моментально схлопнулась. И больше в эту систему никого не пускают, чтобы, не дай бог, кто-то узнал о проблемах.

— Но это вопрос к отдельным должностным лицам или к системе минсоца в целом?

— Я думаю, что проблема в системе. Но от должностных лиц здесь зависит очень много. Если ты руководитель и у тебя есть желание что-то менять, то ты всегда найдешь пути и возможности для этого. И в том же выбросе в СМИ истории о Лазурненском интернате ничего плохого не было. Важно было включиться, разобраться и принять исчерпывающие меры и кадровые решения, но в интересах детей, а не в интересах системы, как это всегда получается. У нас всегда система побеждает, а ребенок, особенно социально незащищенный ребенок, остается проигравшим.

Извините меня, но закрыть Лазурненскую школу-интернат, чтобы закрыть эту тему и просто цинично поступить с детьми, разбросав их по всей стране, чтобы, не дай бог, кто-то что-то еще не сказал — это верх цинизма.

— История с закрытием интерната под предлогом якобы проблем с коммунальными сетями — это было действительно странно и неправдоподобно. Там же хорошее здание с хорошей материальной базой. А теперь будет стоять и превращаться в руины.

— Согласна. Мы еще поднимем эту тему. Ее надо довести до конца. Если мы не доведем и не покажем, что наказали всех причастных, мы оставим в глазах людей мнение о том, что мы ничего не можем сделать, а лишь замалчиваем все эти ситуации, не можем защитить детей. Мне просто жалко этих детей, которые оказались разбросаны. Причем я не говорю о том, что один мальчик после всего этого давления пытался покончить жизнь самоубийством. Все остались на своих местах. Даже директор ушла добровольно. Я не жажду крови, но считаю, что эта ситуация должна быть доведена до логического конца и разобрана по косточкам. Подобные истории никогда не должны повториться в регионе.

ЧС с водой, названная причиной закрытия интерната, оказалась официальным фэйком

Если говорить непосредственно о закрытии этого интерната. Там хорошее место, хорошая база. Я пока не готова озвучить решение, но думаю, что здание там простаивать не должно. Единственное — я против такого большого скопления детей в одном месте. Это уже потенциальная угроза и риски для их неприкосновенности и здоровья. Все же я за малые детдома, квартирного типа. То, что учреждение должно быть задействовано под какие-то социальные задачи, это точно. У нас масса детей нуждается в реабилитации, комплекс можно использовать. У нас из-за проблем с пожарной безопасностью взяли и просто закрыли Тюбукский детский дом, но это было уникальное учреждение, социализация детей в котором достигала максимума. Девочки там были растениеводами, мальчики свиноводами, они создавали семьи и девчонок брали замуж, потому что те были трудягами. Это была очень правильная история. Закрыв его, мы не создали ничего взамен.

— У нас в области много детдомов расформировали и закрыли якобы из-за низкой наполняемости. Но правильно ли вот так ликвидировать учреждения, не создавая ничего взамен, потому что ощущения, что все хорошо, что все дети просто разошлись по семьям и там счастливы — нет, хотя такую картину и рисует минсоц.

— Мы действительно хотим показать историю о том, что у нас стало меньше детей под опекой государства. Но мы не говорим о том, что закрывая детдом в Верхнем Уфалее, мы просто взяли и раскидали детей по всей области. То же самое с Тюбуком. Да, количество мы сокращаем. Но ведь поток с другой стороны — из неблагополучных семей — он по-прежнему идет. Это серьезная история. У нас не работает профилактика семейного неблагополучия.

На Урале на мать младенца, тело которого нашли в гробу у дороги, завели уголовное дело

Мы постоянно слышим о том, что дети тонут, задыхаются газом пачками, находим на помойках новорожденных, потому что соседи якобы не видели, что женщина ходила беременная. Не поверю ни за что! Здесь встает вопрос об участковой социальной работе. Так же как милиционер, участковый соцработник должен знать, кто у него живет, кто в группе риска. Сидя в кабинетах и строча под копирку красивые отчеты, мы ничего не сделаем. Я смотрела индивидуальные программы реабилитации — они же все под копирку, фамилии только меняют. Мы так не решим проблему. Или вот проблема: отец пьет. Так давайте изымем отца из семьи, почему мы всегда изымаем ребенка. Я думаю, что мы эту проблему решим. Нас готовы поддержать несколько фондов в Москве, они готовы сделать здесь остров профилактики семейного неблагополучия.

— Но как отселить отца. Его же нельзя за пьянство в колонию отправить, а лишение прав не значит, что он из семьи фактически исчезнет.

— Придумаем. Нам главное — ребенок, а что сделать с папой, придумаем. Я к тому, что мы не стремимся помочь семье, а просто изымаем ребенка.

— В последние несколько лет у нас тенденция все же не изымать детей. Только получается так, что пришли, пожурили, выписали штраф 500 рублей за неисполнение обязанностей, но фактически и ребенка не изолировали, и семье не помогли. И отсюда все дети, отравившиеся газом и прочее…

— Нужна системная работа с семьей, у нас ее нет. У нас из области уехали все медиаторы в Краснодарский край, потому что здесь работы для них не было, а там их с удовольствием взяли. Наша задача — вернуть всех специалистов домой. Это все небыстрая история, так как нужно пересмотрение всей системы. Нужно, чтобы у всех была одна задача — чтобы ребенок остался в семье, а семья вышла из сложной жизненной ситуации. Мы должны отчитываться не количеством семей, которые мы охватили, а семьями, которым мы помогли. Иногда для этого нужно очень немного.

— Опять же, у нас минздрав и минсоц активно говорят об отказе от абортов, но у нас, как мне кажется, очень мало тех же кризисных центров, которые бы реально могли помочь семьям и женщинам, попавшим в трудную ситуацию. А ведь таких женщин много.

— У нас один кризисный центр на весь город. Это очень мало. А кризисный центр показывает при этом действительно очень хороший пример работы в этом направлении. Женщина, придя там в себя и переждав острый момент, принимает решение не отказываться от ребенка. Такой кризисный центр должен быть в каждом районе. Мы сегодня говорим о том, что можно отдать эту область некоммерческим организациям, чтобы они работали по тарифам, которые мы установим. Допустим, центр «Берег» очень эффективно этим занимается. Очень важно, чтобы с женщиной в трудную минуту оказался грамотный человек. Сегодня мне минсоц докладывал, что программы созданы, НКО мы готовы привлекать, тариф такой-то. И тут пауза — никто не идет. Тариф на оказание социальных услуг в Челябинской области — 98 рублей. Пока у нас будет такой копеечный тариф, никакого аутсорсинга у нас не будет.

— Мне кажется, что Челябинская область просто не хочет оказывать поддержку НКО. Те же хосписы, их просто нет у государства…

— Да. Почему бы не передать определенные услуги тем же «Звездному дождю» или «Искорке», которые работают в своем направлении по 20 с лишним лет. Никакая государственная структура не окажет услуги такого качества, как оказывают эти организации. «Звездный дождь» даже в реестр не включили на оказание социальных услуг, потому что они как-то не так выступили и что-то не то сказали. Это в корне неправильно. Причем таких организаций не так много. Мое глубокое убеждение, что они должны работать с полной загрузкой.

Руководители крупнейших НКО отправили письмо Текслеру, но до адресата оно так и не дошло

Причем им надо дать возможность работать не только на город, но и на область, предоставив определенный тариф. В Перми тариф на оказание реабилитационной услуги составляет порядка 12 тысяч рублей. А у нас 95 рублей. У нас не хотят категорически отдавать эту область НКО или частным коммерческим организациям. Нужно это менять. Сейчас в первую очередь будет пересмотрен тариф. Но еще даже не начали считать, а уже все стали кричать, что потребуются колоссальные деньги. Но я бы не была так категорична. У нас если реабилитация, то это трехэтажный центр, который нужно содержать, а тут какой-то «Звездный дождь» вдруг будет перетягивать одеяло и деньги на себя. В этой сфере действительно нужна оптимизация, перераспределение финансовых потоков. ГЧП здесь может очень эффективно работать. Это и оборудование, и специалисты, и программы. Мы должны начать создавать реабилитационные центры для детей с аутизмом, ДТП, для пожилых граждан. Это все сфера государственно-частного партнерства.

— Если подытожить, как в целом оцениваете состояние социальной сферы и работу профильных министерств за те пять лет, что не работали в регионе? Есть прогресс или, напротив, мы откатились назад?

— Эти пять лет… Я процитирую слова одного федерального министра, который как-то сказал: «Проблем-то у нас особо не было, но и ничего другого не было тоже». Как-то так. То есть у нас не было ни проектных, ни системных решений. Я сегодня (11 июля. — Прим. ред.) собрала министров. Они мне к понедельнику уже должны представить какие-то проекты по тем реперным точкам, которые мы определили.

— Что все же стало ключевым фактором к тому, чтобы согласиться на предложение вернуться. Ведь работы на самом деле очень много.

— Тут первична роль Алексея Леонидовича, я благодарна ему за предложение. И когда меня потом уже посетили какие-то сомнения, дети мне сказали: ты уже определись, хочешь или нет. Я понимаю, что это будет работа команды, это ценно. Когда есть возможность созидать и создавать, а такая возможность сегодня появилась, мне кажется, это для любого профессионала вызов, на который невозможно не согласиться. Я думаю, мы сделаем много хорошего для Челябинской области. Пересмотр тех подходов, о которых мы говорили, когда мы будем осваивать не просто 3,8 млрд, а сделаем реально жизнь комфортнее, это хорошо.

— Но из тех задач и идей, что вы сами видите перед собой и что поставил вам Текслер, это действительно реализуемо? Не окажется ли все это предвыборным популизмом?

— Все реализуемо. Мы говорим не о мегапроектах, а о конкретных вещах, которые касаются людей. И мы говорим о команде. Сегодня мне все замы глав по социальным вопросам, начальники управлений пишут и звонят, и говорят: ставьте задачи, а мы их выполним. Когда есть интересные проекты и команда, у людей загораются глаза. То, что еще вчера казалось невозможным, переворачивается и начинает двигаться.

— Кадровые перестановки нам ждать на ключевых постах?

— Я думаю, да. Я думаю, что это тоже некий отбор. Мне нравятся инициативные люди, готовые работать, представлять проекты. Главное — это профессионализм и горящие глаза. Без этой энергии ничего не сделать. Поэтому думаю, что коллектив обновим.

— Женщин больше станет?

— Женщины будут, так как я против таких гендерных условий. У нас в Москве женская история сложилась, и она неплохая. Я вообще женскую тему не оставлю. Сейчас хотим собрать женщин — губернаторов и мэров. Тема интересная. Ведь женщина принимает решения иначе. И в социальной сфере это тем более важно, так что будет паритет.

Ctrl
Enter
Заметили ошЫбку
Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Обсудить (0)