Россияне поставили под вопрос верность законодательства
Резонанс от скандального дела журналиста-расследователя Ивана Голунова, которому, возможно, подбросили наркотики, оказался столь велик, что поставил вопрос о необходимости каких-то более существенных перемен, чем увольнение двух генералов и отстранение от работы сотрудников МВД. И вот уже обратили внимание на статью 228 УК. Некоторые даже требуют пересмотра всех уголовных дел по этой статье. Однако представить себе такой масштаб отступления правоохранительных органов перед лицом возмущенной общественности в нынешнем контексте довольно трудно: по «наркотическим» статьям сидит, по приблизительным оценкам, до трети населения исправительных учреждений.
При этом на обывательском уровне бытует довольно широко распространенное мнение о том, что полицейские часто подбрасывают наркотики. Чтобы сфабриковать уголовное дело в целях шантажа жертвы и получения мзды за его за прекращение, либо для повышения показателей раскрываемости подобных преступлений, либо для наказания тех, кто просто перешел дорогу коррумпированным чиновникам и силовикам, когда других улик нет.
То есть первопричина таких действий кроется вовсе не в законодательстве – а в желании выслужиться перед начальством, получить мзду за «заказ» или попросту отомстить. Это просто стиль жизни и недобросовестных силовиков, и гражданских, у кого рыло в пуху.
В России иногда бывает так, что если закон и действует, то не потому, что «так правильно», а потому, что боятся – боятся сесть, боятся гнева начальства, боятся разориться на штрафах. В случае с закрытым миром следователей, судей, бандитов и телефонного права бояться нечего. И это просто невыгодно.
И обывательские подозрения подтверждаются в том числе некоторыми исследованиями, анализирующими статистику наркопреступлений. Так, например, выясняется, что подавляющее большинство таких преступлений увязаны с «круглыми» значениями, обозначенными в законодательстве как «значительный» или «крупный размер», выше которых предусмотрены определенные уровни уголовной ответственности. Например, для марихуаны уголовная ответственность сроком до 3 лет начинается от 6 г (до 3 лет заключения), а от 100 г предусмотрена уголовная ответственность уже от 3 до 10 лет. По статистике, как раз и получается, что у большинства осужденных находят как раз эти самые либо 6 с небольшим граммов, либо более 100. Для героина пороговые значения поставляют 0,5 грамма и 2,5 грамма соответственно. Их и находят чаще всего.
По данным эксперта Комитета гражданских инициатив Алексея Кнорре, автора исследования «Наркопреступления в России: анализ судебной и криминальной статистики», «парадоксальным образом у наркопотребителей чаще всего изымаются именно такие массы марихуаны и гашиша, которых как раз достаточно для квалификации правонарушения как уголовного преступления, и эти массы ненамного превышают значительный размер, необходимый для возбуждения уголовного дела…
Иными словами, наркопотребители чаще всего имеют при себе ровно столько героина, сколько нужно правоохранителям для квалификации по определенным пунктам статьи 228 УК РФ, которые определяются массой наркотика».
Самый простое объяснение такой удивительное статистики состоит в том, что именно таким образом работает «палочная система» возбуждения уголовных дел. Сколько с ней не боролись, а она в правоохранительной системе по-прежнему «живее всех живых».
По подсчетам правозащитников, за последние 10 лет могло быть сфабриковано таким образом около 10 тыс. уголовных дел только за хранение героина в крупных размерах. При этом известны лишь считанные единицы приговоров правоохранителям за фальсификацию таких дел. Во всех случаях фальсификаторы отделались условными приговорами.
Считается, что практика подбрасывания наркотиков была взята на вооружение еще в 90-е годы. Тогда она практиковалась в основном в отношении «криминальных авторитетов». Словно бы правоохранители использовали тактику Глеба Жеглова из фильма «Место встречи изменить нельзя». Логика была простая. Собрать улики, чтобы упечь «авторитета», было гораздо труднее, чем подбросить ему наркотики.
При том, что доказать факт подброса чрезвычайно сложно, общественный резонанс и возмущение в таких случаях бывает минимальным, поскольку общественность «вписываться» за криминальных авторитетов не станет. Да и суды не особенно докапывались до нарушений процессуальных норм, каковые оказали столь очевидными в деле Иван Голунова. Но вот обратили бы внимание и нынешний суд на них, если бы не возмущение прессы и общественности? Ведь Иван все равно был отправлен под арест.
Любопытно, что одним из немногих случаев, когда такой «криминальный авторитет» оказался оправданным, был связан с Шакро Молодым (он же Захарий Калашов), которому подбросили марихуану. Он был впоследствии оправдан Верховным судом. Судьбе было, видимо, угодно, чтобы позже, уже в 2015 году его новое дело всплыло в связи с «разборками» со стрельбой в Москве на Рочдельской улице. Это уголовное дело потом потянуло длинную цепочку отставок и посадок среди руководства правоохранительных и следственных органов.
А вот некоторым общественным активистам и правозащитникам повезло меньше. Как минимум, в нескольких известных резонансных делах фигурируют наркотики. И теперь возникает подозрение, что там также не обошлось без фальсификации. Например, по обвинению в сбыте наркотиков была осуждена на 10 лет лишения свободы активистка незарегистрированной организации «Другая Россия» Таисия Осипова. Два года назад она вышла по УДО.
3 года провел в заключении общественный активист из Чечни Руслан Китаев, у которого заднем кармане брюк при задержании были обнаружены 3 г героина. Также три года получил активист из Москвы Сергей Резников, за хранение и попытку сбыта. Наконец, буквально на днях был освобожден по УДО Оюб Титиев, глава чеченского отделения правозащитного центра «Мемориал», который ранее был осужден на 4 года лишения свободы после того, как у него в машине при обыске были обнаружены что 180 г марихуаны.
Список подобных дел можно продолжать и дальше, однако можно составить еще больший список тех осужденных, дела которых не вызвали столь громкого резонанса, но в которых также имела место фальсификация.
Пересмотреть задним числом все такие дела будет сейчас практически невозможно. Максимум, что может произойти, — это смягчение приговора или даже амнистия тем, кто был, например, осужден за хранение наркотических веществ.
Однако, по большому счету, речь идет сейчас не только о том, чтобы смягчить действие 228-й статьи. В конце концов, в чем разница между тем, что подбросят наркотики на 10 лет лишения свободы или на 5. При том, что есть немало голосов, принципиально выступающих против смягчения антинаркотического законодательство на том основании, что это может помешать борьбе с ростом наркомании в нашей стране.
На самом деле, примирить и тех, и других, теоретически, возможно. Это примирение должно быть связано с тем, чтобы изменить саму практику работы правоохранительных органов. В конце концов, кроме наркотиков для фабрикации уголовного дела можно еще что-нибудь подбросить. Например, патроны или экстремистскую литературу. Да и других методов фабрикации дел против невиновных, но неудобных вполне достаточно. Весьма широкие возможности в этом и в сфере экономических преступлений. Например, в целях отъема бизнеса.
Так что получается, что это не столько 228-я статья «неправильная», сколько порочна сама система работы правоохранителей, которые чувствуют свою бесконтрольность и безнаказанность со стороны общества.
Уже ясно, что так называемые общественные наблюдательные советы не выполняют в полной мере функции такого контроля. Очевидно также, что речь должна идти о том, чтобы ужесточить процессуальные нормы при возбуждении уголовных дел в случаях, когда может существовать угроза их фабрикации. Однако пока никаких серьезных предложений на этот счет не слышно. Это значит, что косметические правки того же антинаркотического законодательства станут всего лишь выпуском пара в свисток, но главной проблемы не решат.
Борьба с беззаконием и вседозволенностью правоохранителей, очевидно, вообще не может происходить исключительно в сфере процессуального права и даже реформы уголовного. Это борьба может происходить в политической сфере, в том числе на основе конкуренции и свободы слова. Также не обойтись без реформы судебной власти, которая, как минимум, должна перестать штамповать обвинительные приговоры под диктовку следователя.