Будущее государства российского в свете прямой линии Путина
Прямая линия президента Путина вызвала всплеск иронии, скептицизма, разочарования. Колобок, морковь, банан, концерт Чайковского, сбой прямой трансляции, просчёты ведущих. Ни одной великой идеи, ни одной сакральной фразы, ни одного прозрения о будущем.
Но Прямая линия президента — не алтарь для молитвенных восклицаний, не амвон для великих слов, не трибуна Мавзолея, с которой вождь общается к гражданам со словами: «Братья и сёстры». Прямая линия не нужна президенту для того, чтобы узнать об истинном положении в стране. И без «прямой линии» он знает её сложности, ужасы, каверны.
Прямая линия должна показать народу, что в часы его печали, уныния, огромной смуты президент с ними, знает об их горестях, о бытовых неурядицах и мучительных сомнениях. Он с народом. Он отец, он пастырь, он плоть от плоти народа, он из бедной семьи. Он спаситель тонущего ковчега русской государственности.
Прямая линия не расскажет нам, как устроена система. Она — декорация, заслоняющая систему от неосторожных любопытствующих взглядов. Эта декорация кажется гладкой, целлулоидной, но под ней — сталь, её металлический жестокий блеск.
Тайное устройство системы открыто немногим посвящённым. Её прекрасно знает ясновидящий Кургинян, который держит в секрете добытые чертежи этой загадочной сущности, замкнутой на банки, ракетные шахты, закрытые лаборатории, управляющие историческим процессом. Систему знает Сурков, который нет-нет, да и покажет крохотное колёсико этой загадочной машины и тут же спрячет. Ибо он сам из системы, система не простит разглашения своих тайн.
Прямая линия Путина не раскрыла нам устройство системы. Она показала, как сконструировано наше общество: из каких кубиков оно собрано и на какие кубики готово распасться. Блистательные апологеты системы, ведущие российского телевидения Киселёв и Соловьёв, изысканно шлифуют малейшие шероховатости, возникающие в общественном сознании.
Они оперируют не грубыми рашпилями и топорами, а лазерами, работающими на молекулярном уровне. К числу апологетов системы относится множество депутатов, политологов, социологов, прокремлёвских блогеров. Они — создатели перламутровой раковины, внутри которой, невидимый глазу, живёт таинственный моллюск государства.
Иначе реагируют на систему адаптанты. Они принимают её целиком, в любых её видоизменениях, даже если она превращается в свою противоположность. Какое количество советских секретарей райкомов, пропагандистов, красных директоров растоптали красную идеологию и пошли в услужение к Ельцину!
Какое количество ельцинских либералов, провозглашавших свободу в 90-е годы, стали славить путинский авторитаризм! Сколько артистов, режиссёров, эстрадных певцов, служивших эмблемой советского строя, стали сначала ельцинистами, а потом путинистами!
Чекисты, которые в советское время гоняли диссидентов, а после 1991-го стали охотиться за коммунистами, отказались от советских доктрин и моментально всем Комитетом приняли православие, ездят на Афон и привозят в Россию Благодатный огонь.
К адаптантам относятся мнимые оппозиционеры, системные партии, которые бархоткой проходятся по системе, не уничтожают её заусениц, а только наводят глянец. Либералы, отпраздновав краткосрочную победу в 1991 году, быстро утратили своё лидерство в обществе, перешли в оппозицию, часто маргинальную.
Они хотят вернуть себе утерянную победу, хотят очеловечить систему, вернуть её к поруганным идеалам девяностых. Они, яркие, искренние, неистовые, талантливые — Шендерович, Быков, Павловский — напоминают пастушков, желающих берёзовым прутиком изменить движение танка. Их удел — неврозы, инфаркты, отказ внутренних органов, что выглядит как отравление.
Революционеры не желают изменить систему — они желают её смести и заменить новой, как правило, той, что уже однажды просияла в XX веке и рухнула, оставив после себя дымящиеся развалины. Революционеры — яростный, творческий компонент нашего общества. Максим Шевченко, как Прометей, восхищается огнём революции.
Он видит вместо бюрократической чиновничьей России Россию Советов, Россию Ленина. При этом забывает, что очень скоро после декретов о мире и о земле сложился сверхцентралистский военный коммунизм, страна вождей, величайший из которых, Сталин, опирался не на Советы, а на Орден меченосцев.
Нигилисты отрицают всю систему целиком, не желая узнавать её устройство, степень погружённости её в историю и в народную жизнь. Они хотят срезать всё под корень, чтобы от системы не осталось ни одного ростка, и она не сумела бы возродиться. Невзоров, которому нет равных, являет собой самоходный комбайн с ротором, усыпанным победитовыми и алмазными зубьями.
Он движется, перемалывая на своём пути всё, что так или иначе связано с системой, оставляет после себя огромный пустырь, на котором валяются щепки икон, лохмотья царских и советских знамён, осколки кремлёвских хрусталей и резные наличники крестьянских изб. Русский нигилизм — это богоборчество, перед которым ещё не раз содрогнётся мир; в русскую бездну падали и будут падать царства, исторические эпохи, великие культуры и верования.
Беглецы от системы — это те, кто не хочет её видеть и знать. Они бегут от неё за границу, в пьянство, в наркотики, в спиритуализм. Они бегут от системы, полагая, что она их больше никогда не догонит. Но кого-то из них находят в предместьях Лондона в ванной с удавкой на шее, кто-то в гробу начинает светиться неведомым радиоактивным ядом. Гравитация системы такова, что беглецу надо достичь второй космической скорости, чтобы от неё оторваться.
Романтики-эволюционисты верят в способность системы развиваться, очищаться, улучшаться, стремиться к совершенству, к возвышенным идеалам, о которых говорят великие вероучения.
Эти романтики едва ли знают гигантскую Цифру, именуемую системой. Они не пытаются её уничтожить, приручить, пойти к ней в услужение, захватить её, как это собирается сделать Навальный, движимый волей к власти.
Эти романтики полагают, что весь ход человеческой истории — это движение из тьмы к свету, это медленное, с падениями и срывами, но неуклонное приближение к Царствию Небесному, когда органическая жизнь, перейдя в социальную, станет духовной. Они верят в эволюцию, верят в лестницу Иакова, верят в ноосферу Вернадского, верят в Фёдоровское воскрешение из мёртвых, верят в «купание красного коня», верят в ледокол русской истории, который во мраке полярной ночи под стоцветными радугами крушит непомерные льды, ведомый Полярной звездой — Вифлеемской звездой русской истории.
Александр Проханов
Газета Завтра