Анатолий Плющай
Опубликовано: 14:49, 16 декабрь 2019
По материалам: znak
Другие новости

Почему судьи закрывают процессы от общества и СМИ. Интервью с адвокатом

Почему судьи закрывают процессы от общества и СМИ. Интервью с адвокатом

В 2018 году в России только 0,25% рассмотренных в суде уголовных дел заканчивались оправдательными приговорами. Общий обвинительный уклон работы судов очевиден, и давно привлекает внимание экспертов-юристов: на прошлой неделе адвокат Генри Резник просил президента России Владимира Путина расширить компетенцию судов присяжных, которые оправдывают каждого пятого подсудимого по отдельным категориям дел. Пока же мы видим другую картину: суды не только не оправдывают почти никого, но зачастую помогают следствию, проводя разбирательства (особенно суды по избранию меры пресечения) за закрытыми дверями вопреки принципам гласности. Как работает такая практика и почему закрывать суды от СМИ и наблюдателей может быть не лучшей идеей, Xoroshiy.ru обсудил с адвокатом юридического бюро «Магнат» Полиной Тамакуловой.

«Должного контроля над расследованием со стороны вышестоящих органов нет»

— Полина Сергеевна, по каким причинам по закону суд может закрыть заседание от СМИ и общественности?

— Все возможные для такого решения основания устанавливаются уголовно-процессуальным кодексом. Причин немного, список ограниченный и очень конкретный: если проведение судебного заседания в открытом формате может привести к разглашению государственной или иной охраняемой законом тайны, в случае рассмотрения дел в отношении лиц, не достигших возраста 16 лет, рассмотрения дел о преступлениях против половой неприкосновенности и половой свободы, а также если этого требуют интересы обеспечения безопасности участников судебного разбирательства, их близких родственников.

Можно говорить о том, что на сегодня в некоторых делах, которые, казалось бы, наоборот требуют повышенного общественного внимания, следственные органы, апеллируя тайной следствия, ставят перед судом вопрос о проведении закрытого судебного заседания, и суды, увы, идут навстречу следствию, несмотря на то, что предусмотренных законом оснований для проведения закрытого судебного заседания не имеется.

Например, когда ссылаются на «разглашение персональных данных»: по закону, это основанием для закрытия заседания является не может.

— Сейчас в Екатеринбурге расследуются два резонансных дела: об убийстве Ксении Каторгиной, продававшей Audi на Уралмаше, и дело «стрелка с Уктуса», убившего двух девушек. В обоих случаях обвинение предъявлено всем предполагаемым участникам, а они признали свою причастность к содеянному. Зачем в этом случае закрывать судебные заседания по избранию меры пресечения, порождая вопросы у наблюдателей?

Почему до конца не верится силовикам, что девушек на Уктусе убил инженер оборонного завода

— Да, когда мы говорим про такое дело, как дело «стрелка с Уктуса», когда преступление заведомо не групповое, и есть доказательства этого, когда год дело расследовалось, задержали человека, он признался и при этом процесс закрытый — это вызывает у общества больше вопросов, чем есть ответов на них. Общество хочет знать, каким образом человек в этом плане защищен.

— А в каких случаях это было бы обоснованно?

— Например, если было совершено групповое преступление, и на стадии предварительного расследования представлены какие-то сведения, которые не должны быть известны другим участникам, чтобы они могли скрыться, спрятать имущество и скрыть улики. В этих случаях, наверное, суд может принять меры, чтобы такие данные не были разглашены.

Но мне неизвестны случаи, когда проведение открытого судебного заседания повлияло бы на дальнейший ход следствия.

Я считаю, что если следствие поставлено под общественный контроль, то уменьшается вероятность подлога, давления на свидетелей, фальсификации доказательств.

К сожалению, в последнее время мы часто сталкиваемся с тем, что должного контроля над расследованием со стороны вышестоящих органов нет. Совершенно нормальной становится практика, когда из материалов уголовных дел убираются документы и допросы свидетелей, которые противоречат версии следователей. Я считаю, что это превышение должностных полномочий. И мы всегда стараемся доказать такое нарушение и просим привлечь к ответственности сотрудников, нарушающих закон. Не всегда это удается. Мне известен один прецедент, когда адвокат смог признать незаконным проведение обыска у него в квартире, и он добился привлечения к ответственности сотрудника правоохранительных органов за это. Но мы стараемся, обжалуем все, чтобы отбить охоту у следующего поколения следователей совершать противоправные действия.

— Всегда ли открытость заседания используется только в интересах стороны защиты?

— Нет. Сами сотрудники правоохранительных органов в последнее время тоже формируют общественное мнение по ситуации заранее. Если раньше на первоначальных стадиях пресс-службы ведомств уклонялись от каких-либо комментариев, то теперь все чаще ситуация преподносится так, что из ее описания следует виновность подозреваемого. И поэтому сторона защиты тоже вынуждена обращаться к СМИ и озвучивать свою версию — тем более, что у журналистов тоже есть свои способы проведения расследования.

«Тайна следствия не означает, что запрещено рассказывать все»

— Часто с обвиняемых и даже свидетелей следователи берут подписки о неразглашении данных предварительного расследования. Как это отражается на ходе расследования и суде?

— Нам, адвокатам, постоянно пытаются воткнуть палки в колеса и предлагают дать подписку о неразглашении данных предварительного расследования. В большинстве случаев мы отказываемся ее подписывать, потому что она не соответствует требованиям закона: в ней не указано, что мы не можем рассказывать. Часто органы предлагают обвиняемому или защитнику дать подписку о неразглашении. А это ограничение права на защиту, в том числе права на надлежащее получение юридической помощи, на привлечение экспертов, специалистов. Тех же самых журналистов, к которым защита тоже имеет право обратиться, чтобы указать на то, что считает нужным. Мы, как адвокаты, говорим: нет конкретизации сведений, которые мы не можем разглашать — мы это подписывать не будем.

С обвиняемого такое согласие брать нельзя вообще. Тем более что «тайна следствия» не означает, что все остальное автоматически запрещено рассказывать. Важно, что ответственности за неподписание такого документа не предусмотрено. Обвиняемый и его защита могут не подписывать, свидетели же должны подписать, но только если есть конкретизация, о чем именно им нельзя рассказывать.

— Что следствие не может запретить разглашать?

— Есть три типа сведений, они указаны в статье 161 УПК РФ. Это нарушение должностными лицами требований закона, это те сведения, которые уже разглашены прокурором или следователем в СМИ, и те документы, которые были оглашены в открытом судебном заседании. Этого в подписке быть не может. Должен быть четко прописан перечень сведений, за разглашение которых может последовать уголовная ответственность. Прописанные в законе механизмы четкие, и вопрос только в том, как они используются.

Следователь может, например, запретить свидетелю разглашать информацию о каком-то доказательстве, которое упоминалось при опросе. Тогда свидетелю будет понятно, что он может рассказывать об обысках, он может прийти в суд и поставить вопрос о законности обыска у него, может пригласить СМИ и родственников на суд — но не может рассказывать какую-то часть информации, связанную с допросом.
Обвиняемый в смерти Ксении Каторгиной, продававшей Audi, рассказал детали убийства девушки

Опять же, это вопрос баланса: если следствие соблюдает закон, то и гражданин обязан его соблюдать. Но если конкретизации нет, это дает возможность расширенно толковать закон, а потом давить на свидетелей.

Скажут: «Вот, ты давал подписку и сообщил, что у тебя был обыск. Ну все, 310 УК РФ („Разглашение данных предварительного расследования“) у тебя точно будет». Когда со стороны правоохранительных органов такое допускается, люди могут, не понимая юридических тонкостей, совершить поступки, о которых потом могут сожалеть.

— Бывают ли случаи, когда следствие само игнорирует охраняемую законом тайну?

— Бывают. Есть сложная тема по доступу к информации, связанной с тайной переписки и тайной частной жизни. Сейчас телефоны часто становятся одним из доказательств: важным, существенным и иногда одним из основных. Люди могут возражать против извлечения этой информации у них из телефонов, и изъятие этой информации тоже требует отдельного судебного решения.

!!! Человек вправе написать в протоколе, что он не разрешает вскрывать изъятый телефон, и следователю придется получать на это разрешение суда.

Часто свидетели об этом не знают. Зато об этом должны знать сотрудники правоохранительных органов, и тогда они в протоколе пишут, что телефон им выдали добровольно. Значит, им разрешили в нем копаться и получить всю нужную информацию.

«Уход судов в полутень вызовет падение авторитета судебной власти»

— От чего, на ваш взгляд, зависит гласность судебного разбирательства?

— Окончательное решение принимают суды, и на них ложится огромная нагрузка и ответственность, чтобы они объективно рассматривали как доводы следствия, так и аргументы стороны защиты. Надежда на них, но пока тенденция сомнительная. Мы видим, что судам не нравится, что их критикуют. Недавно Совет судей РФ представил проект концепции информационной политики судебной системы на 2020–2030 годы. В нем предлагалось запретить или ограничить критику деятельности суда со стороны СМИ. В то же время журналисты тоже должны брать на себя ответственность за качество и достоверность представляемой ими информации и сообщать только достоверную информацию.

Судьи должны понимать, что вообще-то они публичные люди.

Изначально выбирая для себя судейскую работу, они должны быть готовы к тому, что к ним будут предъявляться повышенные требования: к их поведению, образу жизни, квалификации и объективности. Поэтому я, конечно, не согласна с тем, чтобы суды ушли в такую «полутень». Это вызовет гораздо больше конфликтов и падение авторитета судебной власти как таковой. Человек меняется под влиянием власти, и чтобы эти негативные изменения не отразились на обществе, механизм гласности должен реализовываться полноценно, а не формально.

— Как требования к гласности относятся к судебным заседаниям, которые проводятся до рассмотрения дела по существу?

— Это те же самые требования, что и в основном процессе. У обвинения, наверное, чуть больше прав закрыть эти заседания, но опять же: должны быть конкретные факты и мотивировка. Нельзя просто сказать: «будут разглашены персональные данные», и на этом остановиться. Если нет мотивировки, возникает вопрос: «А почему?» И возникает больше сомнений в правильности и объективности расследования дела. Но обжаловать законность этого вопроса можно будет только на более поздней стадии. И, увы, практика ЕСПЧ показывает, что пока в России не все решения о проведении закрытого судебного заседания принимались на законных основаниях.

— Нужно ли вносить какие-то изменения в закон, чтобы бороться со злоупотреблениями?

— Я думаю, что в законе нет каких-то «дыр». Закон четок, понятен, вопрос только в правоприменении: что можно, что нельзя, за что подписка и в каких случаях проводится закрытое судебное заседание. Вопрос в первую очередь к правоприменительным органам.

Мы, наоборот, стараемся добиться четкого неукоснительного исполнения требований закона. Если в решении суда отражено, какие обстоятельства, предусмотренные законом, послужили поводом для проведения судебного заседания в закрытом режиме, к такому судебному акту вопросов нет, везде даны четкие ответы и мотивировки.

Но если, например, следователь хочет защитить персональные данные или медицинскую тайну подозреваемого, подозреваемый говорит: «Я согласен на разглашение», а производство все равно закрывают — вот тут возникают вопросы. Это необъяснимо, так как это не предусмотрено законом. Гласность — это основополагающий принцип судебной системы в демократическом обществе, и ограничивать гласность можно исключительно при наличии законных на то оснований. Чтобы у общества не возникало недоверия к органам власти, необходимо соблюдать требования и законы — прежде всего правоприменительным органам и суду, но это же должно относиться к журналистам, которые должны проверять полученную ими информацию.

— А почему такие ситуации вообще возникают? Это ангажированность или просто отсутствие квалификации?

— В последнее время вопросы об определенных затруднениях в реализации прав на свободу слова возникают все чаще, и эти темы поднимают не только средства массовой информации. Суды, к сожалению, зачастую игнорируют требование мотивировать свои решения. У тебя десять доводов, почему что-то должно быть так, а у суда одна фраза: «Нет, потому что необоснованно». Конституционный суд давно разъяснил, что отказывать можно, представляя конкретные факты и ссылаясь на нормы закона. Если решение мотивировано и обосновано, какие к нему вопросы? Лет десять назад я видела решения суда, когда ты их читаешь, понимаешь, что решение действительно обосновано и спорить с ним сложно. С аргументом: «Нет, потому что гладиолус…», спорить сложно.

Мы уже каждое заседание начинаем с того, что требуем каждое решение объяснять, а решение суда занимает полстранички: «Доводы защитника не обоснованы, удовлетворению не подлежат». Почему мои доводы со ссылками на нормы закона не применимы? Объясните, опровергните, вопросов не будет. Но пока работа с неквалифицированными судебными решениями вызывает только сожаления. Что стоит за этими ответами? Ангажированность, непрофессионализм, неумение правильно анализировать? Трудно сказать, и еще не знаешь, что из этого хуже.

Это страшно, потому что опыт, при котором интересы государства ставились выше прав и свобод человека, в том числе в рамках уголовного судопроизводства, в нашей стране уже был, и, как мы знаем, это не привело ни к чему хорошему. Человек в таком обществе начинает чувствовать себя неуверенно. А сколько вокруг разговоров о том, что из России надо валить, что здесь ничего не добиться, что человек не чувствует здесь себя защищенным. Но я не хочу валить, я хочу чувствовать себя защищенной. Хочется быть уверенной, что если кто-то совершил преступление, то он, а не кто-то иной, точно понесет заслуженное наказание. И добиться по-настоящему действенных результатов мы сможем только в том случае, если органы государственной власти смогут действительно гарантировать и обеспечить реализацию таких незыблемых принципов как законность, открытость и справедливость.

Ctrl
Enter
Заметили ошЫбку
Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Обсудить (0)