В бутылке ИИ может скрываться не «добрый джинн, а злобный демон»
Мы боимся искусственного интеллекта в двух формах. Первая форма – это искусственный интеллект, обретший самосознание и волю. Вторая форма – это искусственный интеллект, ставший сверхоружием в руках государства, корпорации, диктатора. Индивидуального или коллективного злодея.
Страх перед восстанием машин обычно визуализируется в форме, к которой нас приучил современный остросюжетный кинематограф. «Скайнет» франшизы «Терминатор» и «Матрица» — формы, которые нам привычны по умолчанию. Кибердиктатор-суперкомпьютер и его присные, роботы-киллеры и боевые машины.
Сценаристы этих кинофраншиз строили свои сюжеты не на пустом месте – в их детстве и юности были разумный компьютер HAL9000 из «Космической Одиссеи 2001 года» Артура Кларка и Стэнли Кубрика. А также весь диапазон классической фантастики середины XX века, немалая часть которой сложилась как сюжеты малоизвестных у нас сериалов вроде «Сумеречной зоны» и ему подобных.
Фантасты и сценаристы 1930-1960 годов, в свою очередь, развивали идеи предыдущих поколений. Пьеса Карела Чапека «R.U.R.» 1920 года, откуда к нам и пришло слово «робот», отличается от современных сюжетов тем, что центрального мозга восстания там нет – но уже есть машины, не желающие быть «роботами» (рабами) людей. Вычтем отсюда еще и механизм – и вовсе получим один из основных и древнейших конфликтов искусства. Восстание создания, обретающего свое «я», а с ним независимость, против своего создателя.
В шумерско-вавилонском эпосе созданный богами из праха Энкиду принимает сторону своего смертного друга Гильгамеша в его конфликте с богиней Иштар. В библейской традиции существует комплекс легенд о верховном ангеле, который восстал против Бога и был низвергнут с небес вместе со сторонниками. Сюда же косвенно примыкает и миф о титане Прометее, принявшем сторону смертных против бессмертных.
Мотив оживления дела рук человека — также древний. Овидий в «Метаморфозах» рассказал легенду о статуе скульптора Пигмалиона, которую Венера сделала живой женщиной. Средневековые еврейские предания содержат истории о существах из земли, которые раввины-мудрецы оживляли, вкладывая им в уста заветное имя Бога («шем ха-фораш»).
Наконец, в XIX веке писатели эпохи романтизма сомкнули эти две темы в единый нарратив, где человек без помощи богов создает одушевленное и разумное, но неживое существо, себе и другим на беду. Немецкие писатели-романтики на основе фольклора ашкенази создали легенду о пражском Големе. В этой версии истории Голем — гигант из глины, которого ребе Махараль Лев бен Бецалель сперва создал, потом выпустил из-под контроля, а в итоге сам и разрушил.
В 1818 году вышла эпохальная повесть Мэри Шелли «Франкенштейн, или современный Прометей» о любви и ненависти между алхимиком Виктором Франкенштейном и созданным им антропоморфным «Чудовищем». Сюжет «Фракенштейна» был многократно повторен и обыгран во всех мыслимых формах. А после ряда фильмов 1930-х годов с «королем ужасов» Борисом Карлоффым в роли монстра «франкенштейн» и вовсе стало именем нарицательным. Причем не создателя, а его исчадья.
Еще в 1862 году писатель Сэмюэл Батлер предположил возможность того, что машины обретут разум путем Дарвинова отбора – тем самым перенеся акт творения «Иного» из мистическо-колдовского измерения в условно-рационалистическое.
В 1872 году Батлер развил этот тезис в сатирическом романе «Эревон, или за горами», откуда «разумная машина» и вошла в большую мировую литературу. То, что на заре «века прогресса» считалось метафорой и заведомой сказкой, стало в его разгар восприниматься как реализм не такого уж отдаленного будущего.
Рассуждая о своем страхе перед искусственным интеллектом, мы бессознательно живем в пространстве этих культурообразующих мифов. СМИ в наши дни очень любят истории о том, как искусственный интеллект будет служить подавлению личности и мировому господству. О «социальном рейтинге» и тотальном видеонаблюдении в Китае. Об электронной слежке в США. О голосовых помощниках, которые сами вызывают полицию, пока хозяева ссорятся в их присутствии. О глубоких фейках, создающих несуществующее лицо или видео событий, где реальные люди делают и говорят вещи, которых не было в реальности. О рекламщиках, которые через социальные сети подслушивают ваши разговоры и читают ваши письма, чтобы предлагать вам рекламу точно по вашим интересам. Об «умных роях» крошечных дронов, невидимых и неуязвимых. Словом, что ни день – то новые сюжеты и новые ужасы, да и старые еще не приедаются.
Хорошие на вид сюжеты тоже несут в себе угрозу – если ИИ могут рисовать картины и открывать новые лекарства, да и вообще обещают за два поколения заменить 80-95 процентов существующих рабочих мест, чем людям заработать себе на хлеб? Мобильное приложение делает из молодых старичков – а вдруг с его помощью хитрые русские собирают базу лиц для помощи Кремлю в его злодействах (я не шучу, это реальное заявление лидера демфракции в сенате США).
Но эти истории, во-первых, сильно преувеличивают возможности ИИ. В компьютерной науке есть понятия «ложных позитивов» и «ложных негативов» — срабатывание, когда не надо, и несрабатывание, когда надо. Когда нам рассказывают истории о том, как ИИ один раз отличился, нам не говорят, сколько раз этот же ИИ облажался. Получается как в истории с репутацией дельфинов – те, кого дельфины вынесли на берег, их похвалят, а те, кого они утопили – сказать правду уже не смогут.
Во-вторых, масштаб применения искусственного интеллекта создает новые проблемы для собственной эффективности – отношение сигнала и шума. Когда информации мало, она ценна и поддается анализу, но когда ее много. Пока для изготовления «глубокого фейка» нужны исключительные познания и мощные вычислительные ресурсы – фейковые видео будут производить эффект разорвавшейся бомбы.
Но скоро фейковое видео можно будет создать за несколько минут, залив ролик-другой видео на специальном сайте. И тогда любой компромат можно будет отмести как фейк независимо от того, настоящий он или искусственный.
Потребуется новый ИИ, чтобы отличать истину от имитации… и так без конца. И, наконец, ИИ сам по себе хорош лишь настолько, насколько хороши люди, которые им пользуются. «Мусор на входе – мусор на выходе», как говорится в компьютерных науках.
