Киевские власти хотят установить памятник палачу
В последние дни в Киеве, с подачи депутатов Киевсовета от ультранационалистической «Свободы», началось активное обсуждение вопроса, чей памятник установить в самом начале бульвара Тараса Шевченко на месте разрушенного памятника Ленину. По его результатам планируется принять решение, кому стоять на месте (а то и прямо на уцелевшем постаменте) уничтоженного изваяния вождя мирового пролетариата.
Впрочем, сказать, что это обсуждение хоть формально предусматривает возможность внесения горожанами кандидатур выдающихся деятелей, внесших значительный вклад в развитие Киева, не приходится. Да и наивно было бы ожидать иного на современной Украине, строящейся, пусть и криворуко, как это традиционно происходит у украинских националистов, словно по схеме оруэлловского «1984», когда ложь — это правда, а свобода — тоталитаризм.
Разумеется, и речи не может быть, что Киевсовет примет к обсуждению не получившие одобрения наверху кандидатуры исторических деятелей, хотя бы и имеющих самое непосредственное отношение к этому прекраснейшему бульвару.
Речи нет о том, чтобы вернуть бульвару его первоначальное название — Бибиковский, который он носил с 1869 до 1919 года в честь Киевского генерал-губернатора времен царствования Николая І генерала от инфантерии Бибикова и установить ему более чем заслуженный памятник. Кого из нынешних украинских «можновладцив» интересует огромный вклад последнего в развитие Киева.
Пусть и именно благодаря тщанию Дмитрия Гавриловича Киев, впервые после взятия и полного разгрома войсками хана Батыя, возродился в качестве одного из красивейших по архитектуре и благоустроеннейших европейских городов. Что, заметим, так и не произошло при Великом княжестве Литовском и польском владычестве.
Да и гетман Мазепа свои усердно рекламировавшиеся заботы ограничивал финансированием постройки (из казенных средств выделявшихся Малороссии Петербургом) нескольких церквей для «сугубого личного поминовения». Согласно всем описаниям Киева, вплоть до середины XIX века, он походил скорее на большое село с несколькими монастырями, церквями и немногими сохранившимися развалинами эпохи Киевской Руси.
Между прочим, Бибиковский бульвар в бульвар Тараса Шевченко переименовали в 1919 году именно нон-стоп проклинаемые нынешней киевской властью коммунисты по инициативе председателя Совнаркома УССР твердокаменного большевика Христиана Раковского. Но, почему-то, пламенные евромайдановцы никак не хотят применить в данном случае столько дорогой им закон о декоммунизации, вернув бульвару его исконное название.
Впрочем, тут все очевидно — лишь очень наивные люди не понимают, что под вывеской «декоммунизации» проводится в первую очередь тотальная дерусификация, уничтожение всего, что связано с русской историей и культурой, а в Киеве с ними связано практически все.
Понятно, что никто в Киевсовете не будет обсуждать и возможность восстановления памятника, некогда стоявшего на Бибиковском бульваре, графу Алексею Бобринскому, основателю сахарной промышленности в малороссийских губерниях. А ведь именно благодаря, в первую очередь, сахарным заводам, Юго-Западный край достиг невиданного расцвета, а уровень жизни в нем стал одним из самых высоких в Российской империи, бывшей общим домом для всех населявших ее народов.
И уж смешно даже предположить, что на месте Ильича может быть поставлен памятник императору Николаю I. Императору поддерживавшего генерала Бибикова во всех его делах по возрождению города, щедро отпускавшего на это средства и бесконечно любившего Киев, называя его «русским Иерусалимом».
Памятник этому государю стоял совсем рядом с бульваром, в Николаевском парке напротив Университета святого Владимира, но «украинофобы»-коммунисты заменили его памятником Шевченко и, разумеется, переименовали сам парк. И, понятно, неведомо майданным интеллектуалам, что именно Николай I приказал засадить бульвар пирамидальными тополями, саженцы которых были специально привезены по его распоряжению из Италии.
Теми самыми тополями, вскоре ставшими одним из главных романтических символов Малороссии, воспеваемым всеми ее поэтами.Обсуждение, инициированное киевскими депутатами, ограничивается двумя кандидатурами. Вполне понятно, что это обязательный в нынешней государственной парадигме Степан (он же при рождении Стефан) Бандера и Симон (он же при рождении Семен) Петлюра.
Причем, уже по ходу дела, очевидно, что на этот раз явное преимущество отдается Петлюре. Бандера, конечно, фигура более медийно раскрученная и для утверждения в массовом сознании националистического антирусского мифа более знаковая. Но сейчас режим уже не нуждается в том, чтобы символично утверждать только этого агента Абвера за счет всего остального «синодика» проекта «Антироссия».
Бандера уже давно утвержден главным «национальным героем», как в масштабах страны, так и столицы — почитатель рейхсканцлера Германии прочно прописан в киевской топонимике, в его честь переименован один из самых больших проспектов.
Теперь подлинным создателям идеологии майданной Украины (и это не полуграмотные тягнибоковцы и прочие необандеровцы, а отнюдь не украинские специалисты по психологической войне и НЛП) выгоднее утверждать и предшественников лидера ОУН-УПА*, демонстрируя непрерывность и преемственность антирусского курса, вершиной которой стал «евромайдан».
Петлюра при этом фигура особенно символичная для Киева, который должен раз и навсегда, подобно библейскому Исаву, забыть свое русское первородство и роль в отечественной истории.
Бандера, при всех своих, неоспоримых для современного украинского политикума сверхдостоинствах, все же никогда не был в Киеве. Петлюра же не только побывал со своим воинством неоднократно, но и его кровавый след во время Гражданской войны киевляне хорошо помнили десятилетия, вплоть до того момента пока не начали действовать мощные башни-излучатели государственной пропаганды «новой Украины».
Впервые многочисленные убийства киевлян петлюровцы устроили в Киеве в марте 1918 года. Вернувшись в город в рейхсверовском обозе, они трусливо бежавшие от немногочисленного войска Муравьева, расправлялись с мирными жителями. Наиболее сильный удар пришелся по еврейскому населению, как самой беззащитной, в условиях культивируемого верхами антисемитизма, части киевского населения.
Идеология антисемитизма и русофобии давала «идеологическое обоснование» петлюровцам для грабежей, что и было их основной целью.
Известный киевский адвокат и общественный деятель Алексей Гольденвейзер так вспоминал о происходившей кровавой вакханалии немецких марионеток:
«Единственная область, в которой украинской власти предоставлялась полная свобода действий, это была политика национальная (вернее, националистическая).
И сами украинцы, по возвращении в Киев, давали себе волю в этой области. Именно в эту эпоху начались анти-еврейские эксцессы, — сначала в виде самосудов над отдельными заподозренными в большевизме лицами. Под предлогом обвинения в большевизме, украинские сечевики захватывали и расправлялись с евреями, которым им почему-то хотелось убрать».
В конце концов, немцам «эксцессы» петлюровцев надоели и с проводимыми «патриотами» убийствами оккупационная власть покончила путем расстрела наиболее рьяных тогдашних «активистов».
Но многочисленные бессудные расправы, которые устраивали петлюровцы весной, были на многие порядки превышены массовыми зверствами творимыми армией Петлюры (которую киевляне иначе, чем «бандами» не называли) во время декабрьского антигетманского мятежа и после падения Киева. Киевские юноши, самоотверженно вставшие на защиту родного города, убивались с изуверской, совершенно нечеловеческой, жестокостью.
Один из подлинных случаев расправы петлюровцев над добровольцами в пригородной Софиевской Борщаговке описан Михаилом Булгаковым в «Белой гвардии»:
«Желтые длинные ящики колыхались над толпой. Когда первый поравнялся с Турбиным, тот разглядел угольную корявую надпись на его боку: „Прапорщик Юцевич“.
На следующем: “Прапорщик Иванов”.
На третьем: “Прапорщик Орлов”.
В толпе вдруг возник визг. Седая женщина, в сбившейся на затылок шляпе, спотыкаясь и роняя какие-то свертки на землю, врезалась с тротуара в толпу.
— Что это такое? Ваня?! — залился ее голос. Кто-то, бледнея, побежал в сторону. Взвыла одна баба, за нею другая.
— Господи Исусе Христе! — забормотали сзади Турбина. Кто-то давил его в спину и дышал в шею.
— Господи… последние времена. Что ж это, режут людей?.. Да что ж это…
— Лучше я уж не знаю что, чем такое видеть.
— Что? Что? Что? Что? Что такое случилось? Кого это хоронят?
— Ваня! — завывало в толпе.
— Офицеров, что порезали в Попелюхе, — торопливо, задыхаясь от желания первым рассказать, бубнил голос, — выступили в Попелюху, заночевали всем отрядом, а ночью их окружили мужики с петлюровцами и начисто всех порезали. Ну, начисто… Глаза повыкалывали, на плечах погоны повырезали. Форменно изуродовали».
О подобном же писала в своих воспоминаниях медсестра Мария Нестерович-Берг:
«Киев поразили как громом плакаты с фотографиями 33 зверски замученных офицеров. Невероятно были истерзаны эти офицеры.
Я видела целые партии расстрелянных большевиками, сложенных как дрова в погребах одной из больших больниц Москвы, но это были все — только расстрелянные люди.
Здесь же я увидела другое. Кошмар этих киевских трупов нельзя описать. Видно было, что, раньше чем убить, их страшно, жестоко, долго мучили. Выколотые глаза; отрезанные уши и носы; вырезанные языки, проколотые к груди вместо георгиевских крестов, — разрезанные животы, кишки, повешенные на шею; положенные в желудки еловые сучья. Кто только был тогда в Киеве, тот помнит эти похороны жертв. Петлюровской армии. Поистине — черная страница малорусской истории, зверского украинского шовинизма».
И потоки крови ожидали Киев после победы Директории, когда петлюровцы могли проливать сколько угодно крови киевлян безнаказанно. Достаточно привести яркий эпизод, описанный той же Нестерович-Берг:
«На второй же день после вторжения Петлюры мне сообщили, что анатомический театр на Фундуклеевской улице завален трупами, что ночью привезли туда 163 офицера. Я решила пойти и убедиться “своими глазами”. Переодевшись, отправилась я в анатомический театр…
Господи, что я увидела! На столах в пяти залах были сложены трупы жестоко, зверски, злодейски, изуверски замученных! Ни одного расстрелянного или просто убитого, все — со следами чудовищных пыток. На полу были лужи крови, пройти нельзя, и почти у всех головы отрублены, у многих оставалась только шея с частью подбородка, у некоторых распороты животы. Всю ночь возили эти трупы. Такого ужаса я не видела даже у большевиков. Видела больше, много больше трупов, но таких умученных не было!..
— Некоторые еще были живы, — докладывал сторож, — еще корчились тут.
— Как же их доставили сюда?
— На грузовиках. У них просто. Хуже нет галичан. Кровожадные. Привезли одного: угодило разрывной гранатой в живот, а голова уцелела… Так один украинец прикладом разбил голову, мозги брызнули, а украинец хоть бы что — обтерся и плюнул. Бесы, а не люди, — даже перекрестился сторож».
Теперь для власти особенно важно, чтобы именно Киев окончательно признал Петлюру не своим палачом, а национальным героем.
Первая попытка этого была сделана еще при Ющенко, когда в честь Петлюры была названа улица.
Однако памятник и не просто памятник, а на месте поверженного шедевра великого скульптора Меркурова (талантливейшего ученика Родена) — это уже качественно новая веха. Веха, символически знаменующая для наследников Петлюры окончание истории существования Киева как Матери Городов русских.
*запрещенная в России экстремистская группировка